Гектор – храбрейший вождь троянского войска в древнегреческой мифологии, сын Приама и Гекубы. Брат Париса, Кассандры, Поликсены. Однако, ряд авторов утверждает, что он был сыном Аполлона. Муж Андромахи. Один из главных героев Троянской войны, а также один из главных героев в « Илиаде » Гомера.
Подвиги Гектора начались с первых моментов Троянской войны. По преданию, он поразил насмерть первого грека, ступившего на землю Трои, — Протесилая.
Но особенно Гектор прославился на девятом году войны, вызвав на бой Аякса Теламонида. Они пообещали друг другу в случае поражения не осквернять тела поверженного врага и не снимать с него доспехов. После долгой борьбы они решили прекратить поединок и обменялись подарками в знак взаимного уважения. Несмотря на предсказание Кассандры, Гектор надеялся одержать победу над греками. Троянцы под его предводительством ворвались в укрепленный лагерь ахейцев, подступили к военному флоту и даже успели поджечь один из кораблей.
Следующим подвигом Гектора была победа в поединке с Патроклом. Герой снял с побежденного противника доспехи Ахилла. Гектору покровительствовал сам Аполлон. Одержимый местью за гибель друга, Ахилл сразился с Гектором и сокрушил его. Он привязал побежденного мертвого Гектора к своей колеснице и волоком протащил его вокруг стен Трои, но тело героя не трогали ни птицы, ни тлен, так как Аполлон оберегал его.
Согласно мифам, на совете греческих богов Аполлон уговорил Зевса выдать тело Гектора троянцам, чтобы те похоронили его с почетом. Зевс приказал Ахиллу тело погибшего отдать его отцу Приаму.
Гектор был очень почитаемым героем в Древней Греции, что доказывает факт наличия его изображения в античной пластике и на старинных вазах.
Действующее лицо трагедии Еврипида «Александр
В честь Гектора назван астероид (624) Гектор, открытый в 1907 году.
Смерть Гектора
(Гомер. Илиада. П. XXI, 521 — X XII)
Пересказ Георга Штоля
Гневный Ахилл носился по рядам троянцев, разил их копьем и мечом и обращал в бегство; толпами бежали они к городским воротам. Царь Илиона, престарелый Приам, стоял на священной башне; увидев гибель и бегство троянцев, он зарыдал и, сойдя вниз, приказал стражам растворить ворота, а потом снова запереть их накрепко, лишь только вбегут в город троянские бойцы. Чтобы отвратить гибель от сынов Трои, Феб Аполлон воздвиг к брани Агенора, славного сына Антенорова: Феб исполнил его сердце отвагой, и Агенор дерзнул вступить в бой с грозным Пелидом [Ахилл – сын Пелия, то есть Пелид]. Держа круглый щит перед грудью, он долго метился в Пелида и наконец пустил в него копье: ударилось копье в колено, но не ранило героя, а отскочило назад, отраженное божественными доспехами, даром великого искусника Гефеста. Бросился тогда Ахилл на Агенора, но Аполлон покрыл троянца глубоким мраком и, невредимого, увел его с боя; сам же бог принял образ Агенора и побежал от Ахилла к берегам Скамандра; Ахилл погнался за ним и оставил остальных троянцев. Так обольстил бог Пелида и помог бежавшим с поля троянцам скрыться за стенами города. В великом смятении бежали к городу троянцы; каждый думал о своем только спасении, никто не заботился о других, никто не справлялся, жив ли его товарищ или погиб в битве. Вбежав в город, троянцы вздохнули, отерли пот с лица и утолили утомившую их жажду. Один только Гектор оставался в поле: словно окованный злым роком, он неподвижно стоял перед Скейскими воротами и не думал войти в город Ахилл же той порою все гнался еще за Аполлоном; внезапно бог остановился и, обратись к Пелиду, сказал: «Что преследуешь ты, смертный, бессмертного? Или ты не узнал еще во мне бога? Не убьешь ты меня, я не причастен смерти. Рыщешь ты по полю, а пораженные тобою троянцы скрылись уже за городские стены!» Тут узнал Пелид Аполлона и, вспыхнув гневом, вскричал: «Обманул ты меня, стреловержец, отвлек от троянцев! Многим из них пасть бы в прах и кусать бы зубами землю! Ты похитил у меня славу победы и спас их без труда и опасности для себя: что тебе страшиться мести смертного! Но отомстил бы я тебе, если б только мог!» Так восклицал герой и быстро побежал к городу.
Старец Приам первый увидел со стены Ахилла, бежавшего по полю: ярко блистал герой доспехами своими — словно та зловещая звезда, которая называется людьми Псом Ориона: осенней порой, между неисчислимыми звездами, горящими в сумраке ночи, ярче всех светится она, предвещая смертным грозные беды. Вскрикнул Приам и, рыдая, схватился руками за седую голову и стал молить сына, все еще стоявшего в поле, пред Скейскими воротами, и поджидавшего приближения Ахилла. «Гектор, возлюбленный сын мой! — говорил ему Приам. — Не жди ты Ахилла в поле один, без соратников: он сильнее тебя в битвах. О, губитель! Если б боги любили его так же, как я, давно бы псы и хищные птицы терзали его труп, и не томилось бы более печалью мое сердце! Скольких могучих сынов моих умертвил он, скольких продал в неволю народам, живущим на далеких островах! Войди же в город, сын мой; будь защитой мужам и женам илионским. Пожалей ты меня, несчастного; пред дверями могилы Зевс казнит меня ужасною казнью, заставляет переживать тяжкие беды: видеть смерть сынов моих, плен дочерей и невесток, разгром домов наших, избиение неповинных, беззащитных младенцев. Истребив всех троянцев, враги умертвят и меня, и псы, которых сам я вскормил, будут терзать мое тело, упьются моей кровью!» Так молил сына старец и рвал свои седые волосы. Вслед за отцом стала умолять Гектора и мать его Гекуба; рыдая, говорила она сыну: «Сын мой, пожалей свою бедную мать! Не вступай в бой с Ахиллом: одолеет он тебя, увлечет тебя, не оплаканного ни матерью, ни супругой, к своим кораблям, растерзают там твое тело мирмидонские псы!»
Но мольбы отца и матери не изменили намерения Гектора: упершись щитом к основание башни, он стоял и ждал Ахилла. И вот подбежал к нему Ахилл, грозный и страшный, как сам Арей; высоко поднимал он свое копье, ярким, ослепительным светом сияли на нем доспехи. Увидел его Гектор, вострепетал и, гонимый страхом, побежал от него; Ахилл же погнался за ним, как сокол за робкой голубкой: в стороны бросается голубка, а хищник, горя нетерпением скорее овладеть добычей, налетает на нее прямо. Быстро убегал от противника трепещущий Гектор; но Ахилл без устали преследовал его. Мчались они вдоль стены городской, мимо холмов, поросших смоковницами, и прибежали к источникам быстроструйного Ксанфа. Как собака зверолова гонится за поднятым ею оленем, так гнался Ахилл за Гектором и не давал ему приблизиться к стене, где бы троянцы могли защищать его с башен стрелами. Три раза обежали они вокруг города и уже в четвертый раз подбегали к источникам Скамандра. Отец бесмертных и смертных, промыслитель Зевс, взял в руки золотые весы, бросил на них два жребия смерти: один жребий Ахилла, другой — Приамова сына; взял Зевс весы посредине и поднял: жребий Гектора поникнул к земле. С той минуты отступил от него Аполлон, и приблизилась неминуемая смерть. Сияя радостью, Афина подошла к Пелиду и сказала: «Остановись и отдохни, Пелид: Гектору не уйти теперь от нас; погоди, я сведу его с тобой, внушу ему желание самому напасть на тебя». Ахилл покорился слову богини и, полный радости, стал, опершись на копье; Афина же быстро догнала Гектора и, приняв вид брата его Деифоба, обратилась к нему с такой речью: «Бедный мой брат, как жестоко преследует тебя лютый Ахилл! Остановимся лучше, встретим его здесь и бесстрашно вступим с ним в бой». Ей отвечал на это Гектор: «О Деифоб! Всегда я любил тебя больше, чем других братьев, теперь же стал ты мне еще милее и дороже: ты один вышел ко мне на помощь, другие же все не дерзают выйти из-за стен». — «Гектор, — сказала Афина, — и отец с матерью, и друзья — все умоляли меня остаться с ними, но не вытерпел я: сокрушилось тоской по тебе мое сердце. Стой же, сразимся с Ахиллом, не будем щадить более копий; увидим: Ахилл ли умертвит нас обоих или ему придется смириться перед нами». Так обольстила богиня героя Трои и свела его на бой с Пелидом.
И когда сошлись оба героя, Гектор первый сказал Пелиду: «Сын Пелея, не стану я более бегать от тебя; велит мне сердце мое сразиться с тобою: пусть исполнятся судьбы. Но прежде чем вступим в бой, положим клятву и призовем богов в свидетели ее: если Зевс дарует мне победу над тобой, тела твоего я не буду бесчестить — сниму только с тебя твои славные доспехи, тело же отдам данайцам; так же и ты поступи». Грозно взглянул на него Ахилл и отвечал: «Не тебе, Гектор, предлагать мне условия договора! Как невозможны соглашения между львами и людьми, между волками и агнцами, так невозможны соглашения и договоры и между нами: одному из нас должно сегодня насытить своей кровью свирепого бога Арея. Вспомни же ты теперь все ратное искусство свое: сегодня ты должен быть отличным, неустрашимым борцом: бегства тебе уже нет. Скоро Паллада Афина укротит тебя моим копьем и разом ты мне заплатишь за все, что потерпели от тебя друзья мои!» И с этими словами Ахилл бросил в противника длиннотенное копье свое; но Гектор, приникнув к земле, избежал удара: пролетев над ним, копье вонзилось в землю. Афина вырвала копье из земли и вновь подала его Пелиду; Гектор не видел, что сделала Афина, и, радуясь, громко воскликнул: «Неверно наметил, Пелид! Нет, видно, Зевс не возвестил тебе моей судьбы, как ты передо мной хвастался сейчас; думал ты запугать меня, но ошибся, не собираюсь бежать пред тобою. Берегись теперь моего копья!» Так говорил Ахиллу Гектор и бросил в него копьем и не промахнулся: попало оно в самую середину щита Ахиллова, только не пробило щита, а, ударясь о медь, отскочило далеко назад. Увидев то, Гектор смутился и потупил очи: не было у него другого копья; громко стал он звать к себе своего брата Деифоба, требуя от него другого копья, но Деифоб исчез. Постиг тут герой, что был обманут Палладой Афиной и что не избежать ему теперь смерти, а чтобы не пасть бесславно, не совершив ничего великого, он обнажил свой острый и длинный меч и, взмахнув им, как орел, устремился на Пелида. Но и Пелид не стоял в бездействии: гневный, бросился он навстречу Гектору, потрясая острым копьем и выбирая на его теле место для более верного удара. Все тело троянца было покрыто пышными, крепкими доспехами, похищенными им с тела Патрокла; обнажена была только часть гортани — вблизи ключиц. В это место и направил Ахилл свой удар: прошло копье насквозь всю шею, и герой грянулся наземь. Громко вскричал тогда торжествующий Ахилл: «Думал ты, Гектор, что смерть Патрокла останется без отмщения! Ты забыл обо мне, безрассудный! Псы и хищные птицы растерзают теперь твое тело, Патрокла же арговяне погребут с честью». С трудом переводя дух, стал молить победителя Гектор: «У ног твоих заклинаю тебя жизнью и родными тебе людьми: не бросай моего тела на растерзание мирмидонским псам; возьми какой хочешь выкуп, требуй, сколько пожелаешь, меди, золота — все вышлют тебе отец мой и мать; только возврати тело мое в дом Приама, чтобы троянцы и троянки могли предать меня погребению». Мрачно взглянув на него, Ахилл отвечал: «Тщетно обнимаешь ты мне ноги и заклинаешь меня: никому не дано будет отогнать от твоей головы алчных псов и хищной птицы! Не быть тебе оплаканным Гекубой, если бы даже отец твой согласился взвесить твое тело на золото!» Издавая стоны, сказал ему тогда несчастный Гектор: «Знал я тебя, знал, что нельзя тебя тронуть никакой мольбою: в груди у тебя железное сердце! Но трепещи гнева богов: скоро настанет день — стреловержец Феб и Парис у Скейских ворот лишат тебя жизни». Так пророчествовал Гектор и смежил свои очи: тихо излетела душа из его уст и сошла в обитель Аида. Вырвав из тела умершего копье, Ахилл воскликнул: «Не собираюсь я бежать от судьбы своей и готов встретить смерть, когда ни пошлет ее Зевс и другие бессмертные!»
И затем он отбросил копье в сторону и стал снимать с Гектора свои собственные доспехи, облитые кровью. Между тем сбежались к трупу и другие ахейцы и дивились, смотря на Гектора, на исполинский рост его и чудный образ. Ахилл же, обнажив тело убитого, стал посреди ахейцев и так говорил им: «Други ахейцы, бесстрашные слуги Арея! Вот помогли мне боги предать смерти того, кто сделал нам более зла, чем все илионцы. Ударим теперь на крепкостенную Трою, изведаем помыслы троянцев: думают ли они бросить свои твердыни или намерены продолжать защищаться, несмотря на то, что нет уже в живых их вождя? Но что замышляю я, что говорю вам! Неоплаканный, непогребенный еще, лежит Патрокл у судов! Пойте же, ахейские мужи, победную песнь и пойдем к кораблям: добыли мы великую славу, повержен нами мощный герой, которого троянцы чтили как бога!» Так говорил Ахилл и проколол на ногах Гектора сухожилия, и, продев ремни, привязал тело его к колеснице, потом, подняв снятые с погибшего доспехи, встал на колесницу и ударил коней бичом. Быстро понесся Ахилл к кораблям, влача за собой тело Гектора; растрепались черные кудри Приамова сына, черной пылью покрылось лицо его: попустил Олимпиец опозорить героя на родной земле его, которую так долго и так доблестно защищал он от врагов. То видя, громко зарыдала Гекуба, рвала седые волосы на голове, била себя в перси и, исступленная, пала на землю; горько рыдал и старец Приам, подняли плач и все граждане Трои: вопли раздавались по целому городу — словно разрушался весь Илион, от края до края объятый гибельным пламенем.
Андромаха сидела в то время в отдаленнейшем тереме дома и ткала, не предчувствуя никакой беды; она велела прислужницам развести огонь и греть воду: чтобы была готова вода для омовения Гектору, когда он вернется с ратного поля. Вдруг слышит Андромаха крики и вопли на Скейской башне: вздрогнула она и, от испуга, выронила из рук челнок; знала Андромаха, что супруг ее никогда не бьется вместе с другими, а всегда летит вперед, и подумалось ей: уж не отрезал ли Ахилл Гектора от троянцев и не напал ли на него, одинокого, вдали от стен Илиона? Затрепетало в ней сердце, и, как безумная, бросилась она из терема к башне. Войдя на стену и увидев, как бурные кони Пелида мчат по полю тело Гектора, Андромаха упала навзничь и, казалось, испустила дух. Вокруг нее собрались невестки и золовки, подняли ее и, бледную, убитую скорбью, долго держали на руках. Придя наконец в себя, бедная зарыдала и, обращаясь к окружавшей ее толпе троянских жен, так говорила: «О, Гектор, горе мне бедной! На горе мы с тобой оба родились на свет: ты — в Илионе, я же, несчастная, в Фивах, в доме царя Ээтиона. Ты нисходишь, супруг мой, в обитель Аида, в подземные бездны, и навеки покидаешь меня, безутешную, с сирым и бедным младенцем: много горя предстоит сироте впереди, много нужды и оскорблений! С поникшей головой, с заплаканным, в землю потупленным взором будет он ходить по отцовым друзьям и знакомцам и смиренно просить милости то у одного, то у другого. Иной, сжались, протянет бедному чашу и даст омочить в ней уста — только уста, нёба во рту из чаши омочить не позволит. Чаще же всего сироту будут гнать прочь от трапезы, будут бранить и оскорблять грубым, бессердечным словом: «Поди прочь, — скажет ему счастливый семьянин, — видишь, отца твоего нет между нами!» И, плачущий, возвратится несчастный, голодный младенец к матери своей, бедной вдовице. Чего ни испытает, чего ни перенесет теперь Астианакс, лишась отца! Наг лежит теперь отец его Гектор у кораблей мирмидонских, черви гложут его бездыханное тело, терзают его алчные псы!» Так, горько рыдая, говорила Андромаха; с ней вместе рыдала и стенала вся толпа троянских жен.
Погребение Гектора
(Гомер. Илиада. П. XXIV)
Когда кончились игры, ахейцы, разойдясь по шатрам, поспешили подкрепиться вечерней трапезой и, утомленные трудами дня, почили сладким сном. Но Пелид не смыкал очей всю ночь. Метаясь по одру, он вспоминал о друге своем, злополучном Патрокле, и проливал горькие слезы; наконец, покинув ложе, встал и пошел на берег моря; здесь, тоскующий и одинокий, бродил он до той поры, пока денница не озарила пурпуром и берег, и самое море. Быстро запряг тогда Пелид коней, привязал к колеснице тело Гектора и трижды обволок его вокруг могильного кургана Патрокла; потом бросил он снова тело на землю и ушел в шатер свой. Феб Аполлон милосердовал о теле Приамова сына, берег его и покрывал своим золотым щитом, чтобы не повредилось оно, влачась по земле за колесницей Пелида.
Жалостью объяты были бессмертные боги, когда увидали, как влачил Пелид за своей колесницей тело Гектора. Кроме Геры, Посейдона и Афины, все олимпийцы вознегодовали тут на Пелида и стали убеждать Гермеса похитить тело троянского героя. Долго продолжалась распря между бессмертными, наконец Зевс призвал на Олимп мать Пелида Фетиду и повелел ей идти к сыну и убедить его, чтобы смирил он гнев свой и, взяв за тело Гектора выкуп, отдал его троянцам. Быстро понеслась Фетида к своему сыну и нашла его все еще в глубокой тоске по другу. Села она возле Ахилла, ласкала его рукою и так говорила: «Дитя мое милое! Долго ли крушить тебе сердце свое? Не думаешь ты ни о питье, ни о пище, ни обо сне. Жить не долго тебе; пред тобою близко стоит неизбежная Смерть и суровая Участь. Выслушай слово мое, его возвещаю тебе от Зевса. Боги, сказал Громовержец, на тебя прогневались: в исступлении гнева ты, не принимая выкупа, удерживаешь тело Гектора, непогребенное, у судов мирмидонских. Возьми за тело выкуп и отдай его троянцам». Той же порою Зевс послал в дом Приама Ириду. Дом старца Приама исполнен был воплей и рыданий: царственный старец, покрыв прахом седовласую голову, лежал распростертый на земле; вокруг старца сидели сыны его и обливали слезами свои одежды. Во внутренних покоях дома рыдали и терзались дочери и невестки Приама, вспоминали они о супругах и братьях, павших от рук данайцев. Приблизясь к Приаму, Ирида тихим голосом заговорила с ним и сказала: «Не бойся меня, Приам; я пришла к тебе не со злою вестью — Зевс послал меня в дом твой: печется он и болит о тебе душою. Возьми с собой глашатая и ступай с ним к Пелиду, отнеси ему выкуп за сына и привези его тело в Илион. Не бойся смерти, не страшись ничего на пути: с тобой пойдет Гермес и не отступит от тебя, пока ты не дойдешь до шатра Пелида; когда же войдешь ты в его шатер, ни сам он не подымет на тебя рук, ни другим не дозволит. Сын Пелея не безумец, не нечестивец: дружелюбно и милосердно принимает он всех приходящих к нему с мольбою».
Так говорила Ирида Приаму и, легкокрылая, отлетела подобно быстрому ветру. Приам же велел сыновьям запрячь мулов и привязать к возу короб, потом поспешно вошел в горницу, где хранились сокровища, и призвал туда супругу свою Гекубу. «Явилась мне вестница Зевса, говорил супруге Приам, — велела идти к кораблям данайцев, отнести Ахиллу дары и молить его о выдаче тела Гектора, нашего злополучного сына. Что скажешь ты об этом, верная супруга моя? Сильно побуждает меня сердце сегодня же отправиться в стан ахейцев». Громко зарыдала Гекуба и отвечала мужу: «Горе мне, бедной! Или погиб твой разум, которым славился ты в былое время и у чужеземных народов, и в собственном царстве? Ты, старец, один хочешь идти к кораблям данайцев, хочешь предстать пред очами мужа, погубившего столько сильных и доблестных сынов наших? Железное сердце бьется у тебя в груди! Когда кровопийца увидит тебя в своих руках, разве он пощадит тебя, уважит твою печаль и седины? Нет, лучше оплачем сына здесь, дома; видно, так суждено роком, чтобы сын наш насытил своим телом псов мирмидонских! О, если б могла я отомстить его убийце, если б могла, впившись в грудь его, растерзать его лютое сердце!» Так отвечал на это жене державный Приам: «Не противься, Гекуба, не будь зловещей птицей — не изменю я своего решения. Сам Зевс, сочувствующий нам, повелел мне идти к Ахиллу. Если суждено мне умереть перед судами ахейцев — я готов! Пусть умертвит меня кровопийца, лишь бы дозволил обнять тело милого сына!» С этими словами Приам поднял крыши ларей и вынул из них двенадцать праздничных, драгоценных одежд, двенадцать ковров, столько же тонких хитонов и верхних одежд, отвесил на весах десять талантов золота, вынул четыре золотых блюда и два дорогих треножника, вынул и бесценный, прекрасный кубок, подаренный ему фракийцами в то время, когда ездил он послом во фракийскую землю: так сильно было в нем желание выкупить тело милого сына. Выйдя потом на крыльцо, Приам увидел толпу троянцев, пришедших уговаривать его не ходить к Ахиллу: гневный, разогнал он толпу жезлом своим и грозно закричал на сынов своих, Гелена и Париса, Агафона, Деифоба и других: «Кончите ли вы, негодные, рожденные мне на позор? Лучше бы вам всем пасть вместо Гектора перед судами данайцев! Горе мне, бедному: много было у меня доблестных сынов, и не осталось от них ни единого! Остались вот эти — лжецы, скоморохи, знаменитые лишь в плясках, презренные хищники стад народных! Долго ли вы будете запрягать мулов, скоро ли вложите в короб все то, что надо мне взять с собой?»
Устрашенные грозным видом отца и гневными его словами, сыны Приама быстро окончили свою работу: запрягли мулов, привязали к возу короб с дорогими дарами, выкупом за тело Гектора, и вывели коней сам Приам вместе со старшим глашатаем запрягли тех коней в колесницу. В это время подошла к колеснице печальная сердцем Гекуба и подала мужу золотой кубок с вином — чтобы сотворил он возлияние Зевсу. Царь Приам, омыв руки водою, стал посередине двери; творя возлияние, поднял он взор к небу и, молясь, воскликнул: «Зевс, отец наш, обладающий с Иды! Помоги мне склонить к милосердию гневное сердце Пелеева сына! Пошли мне знамение, да с верой отойду я к кораблям данайцев!» И в ту же минуту над Троей, с правой стороны, показался мощнокрылый орел, вещая Зевсова птица; увидев парящего орла, возрадовались троянцы, и старец Приам, полный упования на помощь всемогущего Зевса, быстро взошел в свою колесницу и погнал коней к городским воротам; мулы с возом отправлены были вперед — ими правил Идей, старший из глашатаев троянского царя. Все дети Приама и все родичи его, печальные, провожали старца до городских ворот и оплакивали его, как идущего на верную смерть.
Выехав и поле, путники скоро прибыли к могиле Ила и остановили у чистоводной реки лошадей своих и мулов, желая напоить их; вечерний сумрак опускался уже на землю. Оглянувшись, Идей увидел невдалеке от себя мужа, страшного, как показалось Идею, вида. Испуганный вестник указал на него Приаму и сказал: «Взгляни сюда, царь: беда грозит нам с тобою! Видишь ли этого мужа: убьет он нас обоих! Ударим по коням и ускачем поскорее или пойдем припадем к его ногам и будем молить о пощаде!» Смутился старец, оцепенел от страха; дыбом поднялись у него седые волосы. Но незнакомец, прекрасный, благородный видом юноша, дружески подошел к путникам, ласково взял старца за руку и спросил его: «Куда это едешь ты, отец, в такой час, когда все люди покоятся сном? Или ты не боишься данайцев? Если кто из них увидит тебя в поле ночью и с такой клажей, беда тебе будет: сам ты слаб и хил, и проводник у тебя такой же старец, как ты; нас обидит первый встречный. Меня ты не бойся, я не оскорблю тебя, я и другого отразил бы от вас: сильно, старец, напоминаешь ты мне видом моего родителя», — «Справедливо говоришь ты, сын мой, — отвечал юноше Приам. — Но, видно, не отступились еще от меня боги, если посылают такого спутника, как ты». — «Скажи мне правду, — продолжал юноша. — Ты, желая спасти свои богатства, отсылаешь их в чужую землю? Верно, хотите вы покинуть Трою? Ведь пал ее защитник, любезный сын твой, не уступавший доблестью в боях никому из ахейцев!» — «Кто ты, добрый юноша? — воскликнул Приам. — Откуда ты родом? Радуют скорбное сердце старца твои речи о павшем Гекторе, злополучном моем сыне!» — «Отца моего зовут Поликтором, — отвечал юноша. — Я служитель Ахилла, мирмидонец родом, сына твоего я часто видел в боях в те дни, когда Ахилл, гневаясь на царя Агамемнона, не пускал нас на ратное поле: издали сматривали мы на Гектора и дивились, как сокрушал он ахейцев губительной медью». — «Если ты подлинно служитель Пелида Ахилла, — взмолился Приам, — скажи мне, умоляю тебя: лежит ли тело сына моего до сих пор при судах или Ахилл рассек его на части и разбросал алчным псам мирмидонским?» — «Ни псы не терзали тела Гектора, ни смертное тление не прикасалось к нему: невредимый лежит он до сего времени у судов. Правда, Пелид ежедневно на утренней заре влачит тело вокруг гроба друга своего Патрокла, но мертвец невредим, сам ты изумишься, когда увидишь: свеж и чист лежит сын твой, как умытый росою, нет на нем ни пятна нечистого. Так милосердуют боги о твоем сыне, даже и мертвом: близок был он всегда сердцу бессмертных олимпийцев». Возрадовался тут старец и, радостный, воскликнул: «Сын мой, блаженны приносящие небожителям должные дани. Сын мой всегда чтил богов, и то помянули бессмертные теперь, после его злополучной кончины». Вынул Приам из короба золотой кубок и, подавая его юноше, просил, чтобы он принял их под свою защиту и проводил до шатра Ахилла. Юноша побоялся принять дар тайно от вождя своего Пелида, но охотно согласился проводить путников, быстро вскочил в колесницу и, захватив могучими руками вожжи, погнал коней к стану мирмидонцев. Радовался старец Приам, что боги послали ему в защитники и вожатые доброго, сильного юношу: юноша же тот был Гермес, посланный с Олимпа на помощь Приаму отцом своим Зевсом.
В то время как Приам с двумя своими спутниками подъехал к ахейскому стану, воины, стоявшие на страже у ворот, вечеряли. Гермес, прикоснувшись к ним своим чудодейственным жезлом, погрузил их всех в глубокий, сладостный сон, отодвинул запор у ворот и ввел Приама и его повозку с дарами внутрь стана. Вскоре достигли они шатра Пелида. Шатер его, построенный из крепкого елового леса и крытый мшистым, толстым камышом, стоял посредине стана, на широком дворе, обнесенном высоким частоколом; ворота, ведшие во двор, запирались толстым еловым засовом: трое силачей едва могли отодвигать тот засов, Пелид же легко отодвигал и задвигал его один. Гермес отворил перед старцем ворота и ввел его с дарами на двор Ахилла, потом, обратясь к Приаму, сказал: «Перед тобою, старец, не смертный юноша — перед тобой стоит Гермес, сошедший с Олимпа: отец мой послал меня тебе в вожатые; ступай скорее к Пелиду, припади к ногам его и моли выдать тебе тело сына». Вслед за этим Гермес скрылся от очей Приама и вознесся на высоковершинный Олимп. Приам же поспешно сошел с колесницы и, оставив Идея у воза с дарами, вошел в шатер. Ахилл сидел той порой за столом, только что окончив вечернюю трапезу; в некотором отдалении, за другим столом, сидели и вечеряли друзья его. Никем не замеченный, старец тихо подошел к Пелиду, пал к ногам его и стал покрывать поцелуями руки — страшные руки, сгубившие у Приама стольких сынов. «Вспомни, бессмертным подобный Ахилл, — так начал старец, — вспомни отца своего, такого же старца, как я: может быть, в этот самый миг и его теснят злые враги, и некому дряхлого старца избавить от горя. Но отец твой, все-таки, счастливей меня: он веселит сердце надеждой, что сын его скоро возвратится к нему из-под Трои, невредимый, покрытый славой; у меня Гнев Ахилла же, несчастного, нет надежды! Пятьдесят сынов было у меня, и большую часть их истребил мужегубец Арей; один сын оставался у меня, старика: он был опорой и защитой всем троянцам, — ты убил и его. Я для него пришел к тебе, Пелид: принес я тебе за Гектора выкуп. Почти богов, Пелид, побойся их гнева, сжалься над моими несчастиями, вспомни своего отца. Я еще более жалок, чем он, я переношу то, чего не испытывал ни один смертный на земле: лобзаю руки убийце детей моих!» Речи убитого скорбью старца возбудили в Пелиде печальные думы; взяв Приама за руку, он тихо отклонил его от себя и горько заплакал: вспомнился герою престарелый отец, которого не суждено было ему видеть, вспомнился и юный Патрокл, безвременно сошедший в могилу. Старец Приам рыдал вместе с Пелидом, оплакивая гибель милого сына, бывшего защитой Илиону. Быстро встал потом Пелид и, тронутый скорбью старца, поднял его за руку и сказал: «Бедный, много горестей изведал ты! Как ты решился один прийти в стан ахейцев, к человеку, погубившему у тебя стольких сильных, цветущих сынов? Не робок ты сердцем, старец! Но успокойся, сядь здесь; скроем печали наши в глубине сердец, воздыхания и слезы сейчас ни к чему. Всесильные боги ссудили людям жить на земле в скорби: одни боги беспечальны. В обители Зевса, перед порогом его, стоят две великие урны: одна наполнена горестями, другая — дарами счастья; смертный, для которого Кронион черпает из обеих урн, испытывает в жизни попеременно то горе, то счастье, тот же, кому даются дары только из первой, из урны горестей, тот бродит, несчастный, по земле, отринутый богами, презираемый смертными, всюду гоняется за ним нужда, скорби грызут ему сердце. Так и Пелей — боги осыпали его дарами: счастьем, богатством, властью, но кто-то из бессмертных ниспослал ему и горе: один только сын у старца, да и тот кратковечен, и тот не покоит старости Пелея, а бьется на ратных полях вдали от отчизны, под высокими стенами Трои. Вот и ты, старец, благоденствовал прежде: блистал меж людьми и богатством, и властью, и доблестью сынов своих; но и на тебя боги послали беду, воздвигли брань на Трою и посетили твою семью скорбью. Будь же терпелив, не круши себя печалью: печалью не поможешь беде, плачем не поднимешь мертвого».
Так отвечал на это Пелиду державный старец Приам: «Нет, любимец Зевса, не сяду я, пока Гектор будет лежать непогребенным в твоем шатре! Отдай мне тело и прими выкуп — дары, что привез я тебе!» Грозно взглянув на Приама, Ахилл сказал ему: «Старец, не гневай меня! Сам я знаю, что должно возвратить тебе сына; Зевс повелел мне отдать тебе тело, знаю, что и ты приведен сюда помощью богов, где бы тебе пройти в стан наш, охраняемый недремлющей стражей, где бы отодвинуть засовы на моих воротах? Молчи же и не волнуй мне сердце». Так сказал Ахилл, и Приам, испуганный его гневом, умолк. Пелид же быстро, как лев, бросился к двери, за ним вслед пошли двое из друзей его: Алким и Автомедонт, которых чтил и любил более всех после Патрокла. Быстро отпрягли они коней и мулов, ввели Идея в шатер, потом выбрали из воза все дары, привезенные Приамом, оставили только две ризы да тонкий хитон — в них хотели они одеть Гектора. Вызвал Пелид рабынь и велел им омыть и намазать тело душистыми маслами, одеть его в оставленные ризы, но сделать это тайно и вдали от шатра, чтобы Приам не увидел сына обнаженным и не воспылал бы гневом: боялся Ахилл, что и сам он не удержится тогда от гнева, поднимет руку на старца и преступит волю Зевса. Когда рабыни омыли тело Приамида, одели его в хитон и покрыли ризами, Ахилл сам положил его на одр и велел поставить одр на колесницу. Потом снова войдя в шатер, Пелид сел на пышно украшенное седалище, против царя Приама, и сказал ему: «Сын твой возвращен тебе, как желал ты, старец; завтра на заре ты можешь увидеть его и везти в Илион, теперь же подумаем о трапезе: пищи не могла забыть и Ниобея, несчастная мать, разом потерявшая двенадцать детей; будет у тебя время оплакать сына, когда привезешь его в Трою». Так говорил Ахилл и, встав, заколол белорунную овцу и велел друзьям готовить ужин. И когда старец Приам насытился пищей, он долго сидел молча и дивился виду и величеству Ахилла: казалось старцу, что он видит перед собой бога, равно и Ахилл дивился на Приама: полюбился ему почтенный старец, полюбились ему и разумные речи его. Так сидели они и смотрели друг на друга, наконец старец прервал молчание и сказал Пелиду: «Дай мне теперь опочить, любимец Зевса: с того дня как сын мой пал от твоей руки, очи мои не сомкнулись ни на один миг: терзаемый скорбью, стенал я и лежал распростертый в прахе, сегодня в первый раз с той поры вкусил я и пищи». Тотчас же велел Пелид друзьям своим и рабыням стлать на крыльце две постели, покрыть их коврами и положить шерстяные плащи, которыми старцы могли бы прикрыться во время ночи, потом, обратясь к Приаму, он молвил: «Ляг лучше на дворе у меня, старец: ко мне на совет данайские вожди приходят иногда и ночью: если кто из них увидит тебя здесь, тотчас сообщит о том царю Агамемнону, а он замедлит, быть может, выдачей тела твоего сына. Да скажи мне еще вот что: сколько дней станешь ты погребать сына? Во все эти дни я не выйду на битву, удержу также от битв и дружины». Приам отвечал Пелиду: «Если ты прекратишь брань на эти дни и позволишь мне почтить сына погребением, ты окажешь мне великую милость: мы, как знаешь, заключены в стенах, лес для костра должны возить издалека — с гор, а троянцы повергнуты в ужас и боятся выехать в поле. Девять дней желал бы я оплакивать Гектора у себя в дому, на десятый приступить к погребению и устроить похоронный пир, в одиннадцатый насыпать могильный холм, в двенадцатый же, коли будет нужно, ополчимся на брань». — «Будет совершено, как ты желаешь, почтенный старец, — сказал Пелид. — Прекращу брань на столько времени, на сколько ты просишь». С этими словами взял он Приама за руку, ласково сжал ее и с миром отпустил от себя старца.
Все бессмертные боги и все люди на земле покоились сном; не спал один только Гермес: думал и заботился он о том, как вывести Приама из стана ахейцев. Став над головою спавшего старца, Гермес обратился к нему с такой речью: «Что спишь ты, старец, и не подумаешь о грозящей тебе опасности? Много даров привез ты Пелиду в выкуп за сына, но детям твоим придется заплатить за тебя втрое более, если только о присутствии твоем здесь проведает царь Агамемнон или кто другой из ахейцев». Ужаснулся Приам, пробудился от сна и поднял глашатая. Гермес в одно мгновение запряг коней и мулов и сам провел их через ахейский стан в поле; никто из ахейцев не увидел Приама. Когда они доехали до брода реки Скамандра, в небе занялась заря. Тут Гермес скрылся от очей путников и вознесся на Олимп. Приам же, стеная и плача, направил коней и мулов к городским воротам. Той порой все в Трое — мужи и жены — покоились сном, одна только Кассандра, прекрасная дочь Приама, подобная красотой Афродите, покинула в тот ранний час ложе: взошла на башню и издалека еще увидела отца, и вестника Идея, и тело брата, везомое мулами. Громко зарыдала Кассандра и, обходя широкие улицы Трои, восклицала: «Ступайте, мужи и жены троянские, посмотрите на Гектора, распростертого на смертном ложе, встречайте и приветствуйте мертвеца все вы, привыкшие встречать его с радостью, победителем приходящего из битв: радостью был он и защитой Илиону и его чадам». Мужи и жены троянские — все устремились из города в поле и толпами стали у городских ворот. Впереди всех стояла Андромаха, молодая супруга Гектора, и мать его Гекуба; и когда подвезен был мертвец к воротам, обе они зарыдали, рвали на себе одежды и волосы и, бросясь к телу, с воплями обнимали голову Гектора и орошали ее потоками слез; горько плакал и народ троянский, скорбя о гибели Приамида, бывшего несокрушимым оплотом Илиону. И целый день, до заката солнца, продолжались бы рыдания и стоны над доблестным Гектором, если бы Приам не воззвал со своей колесницы к народу: «Дайте дорогу, друзья, пропустите мулов; после насыщайтесь плачем, когда привезу я мертвеца в дом свой». Толпа расступилась и открыла дорогу.
Когда поезд подъехал к жилищу царя Приама, тело Гектора положили на пышное ложе и внесли внутрь дома; подле смертного ложа поместили певцов, певших плачевные, погребальные песни; женщины вторили им рыданиями и стонами. Первая подняла плач Андромаха, обнимая руками голову мужа и горько рыдая, она говорила: «Рано погиб ты, супруг мой, рано оставил меня вдовою, оставил беспомощным и младенца сына! Не видать мне сына юношей: скоро в прах падет Троя, ибо пал ты, неусыпный хранитель ее, ты, оплот народа, защитник жен и младенцев. Скоро данайцы повлекут троянских жен к кораблям своим и увезут с собою в неволю, увезут и меня с моим младенцем: будем мы с ним изнурять силы в позорных работах, будем трепетать от гнева сурового властелина; или, быть может, в день падения Трои данаец возьмет младенца за руку и с высокой башни бросит на землю». Так говорила Андромаха, рыдая, и вслед за нею рыдали и стенали троянки. После нее подняла плач Гекуба: «Гектор, дрожайший из сынов моих! И живой ты был у меня любезен богам, не покинули они тебя и после смерти: копьем исторг лютый Ахилл твою душу, безжалостно влачил он тебя по земле вокруг Патрокла, сколько дней лежал ты у мирмидонских кораблей, распростертый во прахе, и вот покоишься ты теперь в доме отца — невредим и чист, словно омытый росою, словно сраженный легкой стрелою сребролукого Аполлона». Так взывала Гекуба, и толпа лила горькие слезы. Третья плач подымает Елена: «О, Гектор, из всех сродников любезнейший сердцу! Вот уже двадцатое [81] лето идет с тех пор, как я прибыла с Парисом в Илион, и во все эти годы ни разу не слыхала я от тебя горького, обидного слова; даже когда и другой кто из домашних укорял меня — деверь ли, золовка или свекровь — ты останавливал их, смягчал их гнев кротким, разумным словом и каждого делал добрее ко мне. Нет теперь у меня друга, нет защитника и утешителя во всем Илионе: равно ненавистна я всем!» Так оплакивала Гектора Елена, и стенала с ней вся несчетная толпа троянского народа.
Наконец старец Приам обратил слово к народу и сказал: «Теперь, троянцы, отправляйтесь в горы за лесом, не бойтесь засад и нападений ахейцев: сам Ахилл, отпуская меня от судов, обещал не тревожить нас в продолжение одиннадцати дней». Быстро запрягли троянцы в возы лошадей и волов и девять дней возили лес в город, на десятый же день на заре вынесли тело Гектора, положили на костер и раздули пламя. Утром одиннадцатого дня весь город собрался к костру: потушили пламя, багряным вином залили все пространство, по которому разливался огонь; братья и друзья Гектора, горько рыдая, собрали из пепла белые кости героя и, собрав, положили их в драгоценную урну, обвили урну тонким пурпурным покровом и опустили ее в глубокую могилу. Наполнив могилу землей и плотно устлав сверху камнями, троянцы насыпали над Гектором высокий курган. Во все это время вокруг работавших стояли стражи и смотрели в поле, чтобы не напали на них врасплох данайцы. Насыпав могильный курган, народ разошелся, но, спустя немного, снова собрался — на погребальный пир, в дом любезного Зевсу Приама.
Так погребали троянцы доблестного Гектора.
