Лицейскик годы Пушкина

В 1811 году правительство решило открыть для детей элиты специальное учебное заведение с целью подготовки высшей чиновничьей аристократии, как это делалось в Англии и Франции. Идея Лицея от названия до содержания, была позаимствована из подобных институций, давно существовавших на Западе.

Даже слово «лицей» было новым в русском лексиконе, и Пушкин обсуждал, как его писать: лицей, ликея или ликей?

Один из современников так охарактеризовал это учебное заведение: «Лицей был заведение совершенно на западный лад; здесь получались иностранные журналы для воспитанников…».

Преподавателями были русские и иностранцы. Но и русские преподаватели получили образование за границей за казенный счет. Император Александр Павлович подарил Лицею свою юношескую библиотеку, в основном состоявшую из иностранных книг. Лицей разместили в императорском дворце в Царском Селе, и он выглядел частью семейных покоев царской фамилии.

Такое размещение соответствовало планам графа Михаила Сперанского, который предлагал в Лицее обучать членов высочайшей фамилии, готовя из них просвещенных государственных мужей. Если бы это случилось, Пушкин мог бы оказаться с великими князьями Николаем и Михаилом Павловичами на одной скамье, то есть стать школьным приятелем Николая I, который был всего на три года старше.

Попасть в Лицей было не просто. Семья задействовала все свои связи. Когда стало ясно, что в Лицее не будут учиться члены императорской семьи, критерии отбора кандидатов снизились.

Поэт со связями, дядя Пушкина Василий Львович повез племянника из Москвы в Петербург.

Для Пушкина при его хорошем французском и наличии у мальчика покровительства экзамены оказались пустой формальностью.

Французский язык лицейского Пушкина звучал лучше, чем у его сверстников.

Сам Лицей представлял собой смесь монастыря с военным училищем, в котором читались некоторые европейские предметы.

Барон Модест Корф вспоминал, что в Лицее не было никакой свободы передвижения, комнаты воспитанников назывались камерами, за провинности наказывали стоянием на коленях.

Пушкин так стоял однажды две недели – за утренними и вечерними молитвами.

Учение Пушкин назвал «заточением» и жизнью «взаперти». Говорили, что лишь двух воспитанников за шесть лет учения выпустили в Петербург по случаю тяжелой болезни родителей. Первые три или четыре года даже в сад не пускали порознь. При посещениях родители могли находиться с воспитанниками только в общей зале или на общей прогулке. У лицеистов отобрали сразу свои книги. Также было запрещено сочинять: писали украдкой. Правда, потом, разрешили держать книги и даже издавать самодельные журналы, разумеется, под контролем.

Однако, в самом Лицее постарались соединить все удобства домашнего быта с требованиями общественного учебного заведения. Домашняя жизнь у многих лицеистов, и прежде всего у Пушкина, была гораздо теснее, беспорядочнее, скученнее. А тут был светлый, просторный дворцовый флигель, где при Екатерине помещались великие княжны, её внучки.

Царскосельский лицей сегодня

В Лицее были огромная столовая, рекреационная, конференц-зал, классы, библиотека, читальня, физический кабинет, больница. На верхнем этаже находились спальни. В каждой стояла железная кровать, конторка с чернильницей, комод, умывальник. Каждая спальня имела свой номер, и лицеисты часто звали друг друга по номерам. Пушкин был № 14, рядом с ним был Пущин, № 15. Общие комнаты освещались масляными лампами, по тогдашнему времени роскошь такая же редкая, как и железные кровати. Россия тогда еще жила при сальных свечах и при лучинах. Только во дворцах да у немногих богатых людей горели лампы.

Кормили лицеистов отлично. Бородатый Мальгин, государев портной, сначала сшил им франтоватые синие мундирчики, с галунными воротниками и белые панталоны в обтяжку; к этому полагались треуголки и ботфорты. Это была праздничная форма. Сюртуки попроще, с красными воротниками были для будней. Когда война 1812 года разорила казну, началась экономия, лицеистов переодели в серые брюки, в серые штатские сюртуки и фуражки, чем они очень были недовольны, так как у маленьких придворных певчих была такая же форма.

В Лицее изучались разнообразнейшие предметы, программа была насыщенной:

  • языки, древние и новые,
  • закон Божий и священная история,
  • иностранные литературы,
  • общая история с пристрастным вниманием к трем последним векам,
  • логика,
  • физика и география,
  • нравственная философия,
  • статистика иностранная и отечественная,
  • право естественное (то есть права человека),
  • право частное и публичное, право гражданское и уголовное,
  • чистая математика и прикладная,
  • политическая экономия и финансы,
  • полевая фортификация и артиллерия,
  • фехтование.

Одноклассник Пушкина, барон М. А. Корф писал:

«Основательного, глубокого в наших познаниях, конечно, было не много, но поверхностно мы имели идею обо всем и были очень богаты блестящим всезнанием. Мы мало учились в классе, но много в чтении и в беседе при беспрестанном трении умов…»

Знаниями лицейский Пушкин не блещет. Ему было трудно конкурировать с серьезными сверстниками, и французского тут оказалось недостаточно, хотя по этому языку он был на втором месте. Пушкин овладел латынью, но античную литературу знал далеко не лучше других: многие оказались эрудированней его. Через год занятий он занимает лишь 28-е место (начав с четырнадцатого). У него есть более удачливые соперники даже в стихах (часть он пишет по-французски).

Директор Лицея Егор Энгельгардт отмечал у Пушкина в качестве недостатков французский ум и страсть к сатире.

В лицейском журнале, куда преподаватели записывали свои наблюдения о каждом из воспитанников, есть ряд любопытных записей о поведении и характере Пушкина:

1812 г. 15 марта: «Александр Пушкин больше имеет понятливости, нежели памяти, более имеет вкуса, нежели прилежания; почему малое затруднение может остановить его; но не удержит: ибо он, побуждаемый соревнованием и чувством собственной пользы, желает сравниться с первыми питомцами. Успехи его в Латинском хороши; в Русском не столько тверды, сколько блистательны» (Кошанский).

19 ноября: «Пушкин весьма понятен, замысловат и остроумен, но крайне не прилежен: он способен только по таким предметам, которые требуют малого напряжения, а потому успехи его очень невелики, особенно по части логики» (Куницын). 20 ноября: «Больше вкуса к изящному, нежели прилежания к основательному» (Кошанский).

Однако была и бесспорная положительная сторона в лицейских занятиях: это был тот «лицейский дух», который на всю жизнь запомнился лицеистам первого — «пушкинского» — выпуска и который сделался очень скоро темой многочисленных доносов. Позже именно этот «дух» старательно выбивал из Лицея Николай I.

Но в этом, первом, выпуске всё создавало особую атмосферу: немногочисленность учащихся, отсутствие в Лицее в отличие от других учебных заведений телесных наказаний, молодость ряда профессоров, гуманный характер у их лучшей части педагогических идей, ориентированных на внимание и уважение к личности учеников, то, что среди лицеистов поощрялся дух чести и товарищества, наконец, то, что это был первый выпуск – предмет любви и внимания.

Среди лицеистов культивировался дух независимости, уважения к собственному достоинству. Кроме передовых идей они усваивали независимость суждений и поступков, а также определенный тип поведения: отвращение к холопству и раболепному чинопочитанию.

В жизни Пушкина основное, чем был отмечен Лицей, заключалось в том, что здесь он почувствовал себя Поэтом. Пушкин в 1830 году писал: «…начал я писать с 13-летнего возраста и печатать почти с того же времени».

В те дни — во мгле дубровных сводов

Близ вод, текущих в тишине,

В углах Лицейских переходов,

Являться Муза стала мне.

Моя студенческая келья,

Доселе чуждая веселья,

Вдруг озарилась — Муза в ней

Открыла пир своих затей;

Простите, хладные науки!

Простите, игры первых лет!

Я изменился, я поэт…

В Лицее процветал культ дружбы. Однако лицеисты в реальности – и это вполне естественно – распадались на группы, между которыми отношения порой были весьма конфликтными. Пушкин к нескольким примыкал, но не был безоговорочно ни в одну принят. Так, в Лицее ощущалась сильная тяга к литературным занятиям, которая поощрялась всем стилем преподавания. Выходили рукописные журналы: «Неопытное перо», «Лицейский мудрец», «Для удовольствия и пользы» и др. По крайней мере в первые годы, поэтическим лидером Лицея, был Илличевский. Можно предположить, что Пушкин в лицейском кругу ревниво боролся за признание своего поэтического первенства.

Наиболее тесными были дружеские связи Пушкина с Пущиным, Дельвигом, Малиновским и Кюхельбекером. Это была дружба на всю жизнь, оставившая в душе Пушкина глубокий след.

В сознании Пушкина Лицей становился идеальным царством дружбы, а лицейские друзья — идеальной аудиторией его поэзии.

Отношения Пушкина с товарищами складывались не просто. В дальнейшем даже самые доброжелательные из них не могли не упомянуть его глубокой ранимости, легко переходившей в вызывающее и дерзкое поведение. И. И. Пущин вспоминал: «Пушкин, с самого начала, был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии: это удел эксцентрического существа среди людей. Не то чтобы он разыгрывал какую-нибудь роль между нами или поражал какими-нибудь особенными странностями, как это было в иных; но иногда неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное положение, не умея потом из него выйти. Это вело его к новым промахам, которые никогда не ускальзывают в школьных сношениях. Я, как сосед (с другой стороны его нумера была глухая стена), часто, когда все уже засыпали, толковал с ним вполголоса через перегородку о каком-нибудь вздорном случае того дня; тут я видел ясно, что он по щекотливости всякому вздору приписывал какую-то важность и это его волновало. Вместе мы, как умели, сглаживали некоторые шероховатости, хотя не всегда это удавалось. В нем была смесь излишней смелости с застенчивостью, и то и другое невпопад, что тем самым ему вредило. Бывало, вместе промахнемся, сам вывернешься, а он никак не сумеет этого уладить. Главное, ему недоставало того, что называется тактом…» «Все это вместе было причиной, — заключает Пущин, — что вообще не вдруг отозвались ему на его привязанность к лицейскому кружку…»

Пущин был проницательным наблюдателем. Непрерывное шестилетнее общение с лицейским Пушкиным позволило ему сделать исключительно точное наблюдение над характером своего друга:

«Чтоб полюбить его настоящим образом, нужно было взглянуть на него с тем полным благорасположением, которое знает и видит все неровности характера и другие недостатки, мирится с ними и кончает тем, что полюбит даже и их в друге-товарище».

В родной семье нелюбимый ребенок, Пушкин-юноша, неравномерно развивающийся, он видимо, был глубоко неуверен в себе. Это вызывало молодечество, браваду, стремление первенствовать. Дома его считали увальнем – он выше всего начал ставить физическую ловкость, силу, умение постоять за себя. Тот же Пущин с недоумением, не ослабевшим почти за полвека, отделявшие время написания записок от первой встречи с Пушкиным, вспоминал, что Пушкин, который по начитанности и знаниям значительно опередил своих одноклассников, менее всего был склонен этим тщеславиться и даже ценить:

«Все научное он считал ни во что и как будто желал только доказать, что мастер бегать, прыгать через стулья, бросать мячик и пр. В этом даже участвовало его самолюбие — бывали столкновения, очень неловкие». По свидетельству Пушкина, «появлению Музы» в его «студенческой келье» предшествовало время,

… как я поэме редкой

Не предпочел бы мячик меткой,

Считал схоластику за вздор

И прыгал в сад через забор.

Когда порой бывал прилежен,

Порой ленив, порой упрям,

Порой лукав, порою прям,

Порой смирен, порой мятежен,

Порой печален, молчалив,

Порой сердечно говорлив.

Пушкину было шестнадцать лет, когда Державин рукоположил его в поэты, а Дельвиг приветствовал его в сентябрьском номере «Российского музеума» за 1815 год, его – автора всего лишь нескольких опубликованных стихотворений – стихами:

Пушкин! Он и в лесах не укроется;

Лира выдаст его громким пением,

И от смертных восхитит бессмертного

Аполлон на Олимп торжествующий.

Оцените статью
Добавить комментарий