Продолжение Скотт Вестерфельд «Мятежная»
Тэлли всё ещё сомневается, то ли активировать медальон, то ли остаться здесь навсегда. К выбору второго варианта подтолкнула влюбленность в Дэвида и разговор с его родителями Эз и Мэдди:
«Мы были врачами, — начал рассказ Эз.
— А если точнее — пластическими хирургами, — добавила Мэдди. — Каждый из нас провел несколько сотен операций. А когда мы познакомились, меня только что избрали в Комиссию по морфологическим стандартам.
Тэлли вытаращила глаза.
— В Комиссию красоты?
Услышав прозвище организации, Мэдди улыбнулась.
— Мы готовились к Морфологическому конгрессу. Это такое мероприятие, когда все города обмениваются данными об операциях.
Тэлли кивнула. Города очень дорожили своей независимостью, каждый был сам по себе, но Комиссия красоты представляла собой всемирную организацию, следившую за тем, чтобы красавцы и красотки выглядели более или менее одинаково. Если бы люди из одного города становились красивее, чем люди из другого, это извратило бы саму идею операции.
Как большинство уродцев, Тэлли часто мечтала о том, что в один прекрасный день ее изберут в комиссию и она станет одной из тех, кто решает, как будет выглядеть следующее поколение. В школе, правда, все это звучало жутко скучно — графики, цифры средних показателей, измерение диаметра зрачков…
— А я в это время занимался одним независимым исследованием в области анестезиологии, — сказал Эз. — Разрабатывал более безопасный способ операции.
— Более безопасный? — удивилась Тэлли.
— До сих пор каждый год на операционных столах умирают несколько человек, как и при любом другом хирургическом вмешательстве, — объяснил отец Дэвида. — И чаще всего это происходит из-за того, что им приходится слишком долго находиться под наркозом.
Тэлли прикусила губу. Она ни о чем таком никогда не слышала.
— Ой.
— Я обнаружил, что средство для наркоза, употребляемое во время операции, дает осложнения. Микротравмы мозга. Едва заметные даже при обследовании с помощью самой мощной техники.
Тэлли не очень хотелось, чтобы ее слова прозвучали глупо, но все же она спросила:
— Что такое «микротравма»?
— В принципе, это группа клеток, выглядящих не так, как надо, — ответил Эз. — Как рана или раковая опухоль — вообще что-то чуждое.
— А нельзя было сразу сказать по-простому? — хмыкнул Дэвид и выразительно посмотрел на Тэлли. — Медики — они такие…
Мэдди пропустила укол сына мимо ушей.
— Когда Эз показал мне результаты своей работы, я начала собственное исследование. В базе данных местной комиссии хранились миллионы томограмм головного мозга. Я говорю не о той чепухе, которую помещают в учебниках по медицине, а самые настоящие данные о красавцах и красотках по всему миру. И всюду — церебральные микротравмы.
Тэлли нахмурилась.
— Вы хотите сказать, что эти люди были больными?
— Больными они не казались. И микротравмы не были злокачественными, поскольку они не росли, не распространялись. Но эти повреждения обнаруживались почти у всех и размещались всегда в одном и том же месте.
Она указала на точку на макушке.
— Чуть левее, дорогая, — уточнил Эз, опустив в чай белый кубик.
Мэдди передвинула палец левее, потом опустила руку и продолжала:
— Что было гораздо важнее, эти микротравмы обнаружились практически у каждого человека по всему миру. Если они грозят здоровью, получалось, что у девяносто девяти процентов населения должны проявляться какие-то симптомы.
— Но эти травмы — они были не естественными? — робко спросила Тэлли.
— Нет. Они наблюдались только у людей, перенесших операции, — то есть у красавцев, — ответил ей Эз. — У уродцев ничего подобного не обнаруживалось. Эти поражения явно были последствиями операции.
Тэлли поерзала на стуле. От мысли о том, что у всех в голове кроется маленькая зловещая тайна, ей стало не по себе.
— А вы узнали, откуда берутся эти поражения?
Мэдди вздохнула.
— В каком-то смысле узнали. Мы с Эзом очень тщательно изучили случаи, где эти поражения отсутствовали — а отсутствовали они у считанных красавцев и красоток, — и попытались выяснить, чем они отличались от других людей. Откуда у них взялся иммунитет к этим странным микротравмам? Мы брали в расчет такие показатели, как группа крови, пол, рост и вес, коэффициент интеллекта, генетические маркеры, но все это, похоже, не имело никакого отношения к случаям отсутствия микротравм. Эти люди ничем не отличались от остальных.
— А потом мы наткнулись на странное совпадение, — сказал Эз.
— Их работа, — кивнула Мэдди.
— Работа?
— Каждый из тех, у кого не обнаруживались микротравмы мозга, работал в определенной сфере деятельности, — объяснил Эз. — Пожарные, надзиратели, врачи, политики и все, кто трудился в Комиссии по чрезвычайным обстоятельствам. У всех представителей этих профессий никаких микротравм не было, а у всех остальных похорошевших людей — были.
— Значит, у вас их тоже не оказалось?
Эз кивнул.
— Мы проверили себя, и результаты оказались отрицательными.
— Иначе мы бы тут не сидели, — негромко добавила Мэдди.
— Что вы имеете в виду?
Тут слово взял Дэвид.
— Эти микротравмы — не случайность, Тэлли. Они — составная часть операции, как придание правильной формы черепу, как снятие кожи. Это часть того, как красота тебя изменяет.
— Но вы же говорите, что такие травмы — не у всех.
Мэдди кивнула.
— У некоторых похорошевших людей травмы исчезают или их намеренно лечат. Это те люди, профессия которых требует быстрой реакции — как работа врача «скорой помощи» или тушение пожаров. Люди, имеющие дело с конфликтами и с опасностью.
— Люди, сталкивающиеся с необходимостью делать выбор, — добавил Дэвид.
Потом в голову Тэлли пришел еще один жуткий вопрос: «А ради чего все затевалось? Ради красоты или этих микротравм?» Не было ли желание похорошеть просто приманкой, чтобы всех и каждого затащить под нож пластических хирургов? Или микротравмы — всего лишь последний штрих к портрету новоиспеченного красавца и красотки? Напрашивался весьма логичный вывод: те, кто одинаково выглядит, и мыслят одинаково.
Девяносто процентов населения планеты живут с промытыми мозгами, и только считанные люди во всем мире знают, в чем заключается эта промывка.
— Ты понимаешь, почему я хотел тебя познакомить с моими родителями?»